Психология образования

Думаю, профессиональному сообществу пора признать, что эпоха «подходов и направлений» в психотерапии давно закончилась. Теоретические схемы и технические приёмы хороши на этапе обучения, но когда терапевт продолжает цепляться за них в своей реальной работе с клиентом, психотерапия превращается в её имитацию. В результате чего образуется порочный круг, из которого трудно выбраться по целому ряду причин:

1. У любого терапевта есть внутреннее стремление побыстрее выйти из ситуации неопределённости, в которую он с неизбежностью попадает в ходе своей работы. Если в его распоряжении имеются детальные теоретические схемы, активно поддерживаемые представителями того или иного направления, ему значительно проще справиться с этой проблемой (успокаиваясь, он не замечает, что именно в этот момент и отталкивает все новые возможности не только от себя, но и от своего клиента).

2. Привязанность к тому или иному психотерапевтическому методу даёт терапевту ощущение стабильности, поддерживаемое остальными сторонниками данного подхода. Оказаться «вне направлений» означает не только лишиться подобной поддержки, но и подвергнуть себя нападкам всех тех, кто таким способом достигает собственного внутреннего самоуспокоения.

3. Поскольку реальность психической жизни человека всегда останется неизмеримо шире любых теоретических построений, всплески тревожности терапевта во время работы всё равно будут происходить. Но если он привык избавляться от них с помощью определённых теоретических построений, присущих тому или иному направлению, он будет постоянно думать, что чему-то не доучился. И вместо того, чтобы заглянуть чуть глубже, и попытаться пробиться к уровню своего собственного мировоззрения, он будет безуспешно изучать очередные тонкости того теоретического учения, которому изначально присягнул.

4. Любой психотерапевтический подход, как и любой учебный институт, существуют в условиях рынка учебных услуг. Направление — это одновременно и бренд, и рекламный слоган. Если рассмотреть три предыдущих тезиса под этим углом зрения, становится ясен масштаб проблемы: регулярное приобретение ощущений стабильности и ментального покоя в рамках тех или иных коммерческих институций не менее разрушительно для сути нашей профессии, чем пожизненная зависимость от терапии для психики наших клиентов.

5. Любое психотерапевтическое направление существует в условиях рынка клиентского. Хоть по отношению к рынку учебному он и является рынком внешним, им движут те же психологические законы. Если терапевт пытается справиться со своей тревожностью с помощью развёрнутых схем и теорий, то клиент при выборе терапевта зачастую ориентируется лишь по названию направления. Здесь «те же бренды, только в профиль». Лично мне не вполне понятно, почему психотерапевты вздрагивают, когда слышат вопрос: «А каким методом вы пользуетесь?» от своих потенциальных клиентов — и без доли смущения отвечают на него тогда, когда он звучит от коллег?

Поясню взаимодействие последних двух пунктов на примере:

Пока гештальтисты небезуспешно отгрызали кусок учебного рынка у психоаналитиков, стремясь конкурировать с ними по критерию научной фундированности подходов, из-за занавеса вышел Хеллингер и «забрендил» всех наповал в сегменте рынка клиентского. Неплохо продвинуть тем самым свой метод и на рынке учебном.

Проблема поддерживается ещё и тем, что психотерапевты-психологи, ведя свои концептуальные баталии с психотерапевтами-врачами, никак не могут определиться, к какому роду деятельности отнести свою профессию. Поскольку в части слова «психолог» она вроде бы принадлежит науке, то первые неуклонно пытаются оттянуть её именно в эту сторону. Забывая при этом две вещи:

Во-первых, со времён Фрейда психологическая наука уже достаточно выросла и окрепла, чтобы в своих теоретических построениях обходиться без дополнительного вмешательства бесконечных «новейших психотерапевтических теорий».

Во-вторых, если кому-то всерьёз захотелось бы выделить из психологии самостоятельный научный сегмент под названием «психотерапия», ему пришлось бы предложить научному сообществу не только собственные идеи и схемы, но и хоть сколь-либо верифицируемые факты, на чём бы всё и закончилось.

Я думаю, что несмотря на все «коммерческо-брендовые» ущербы, рано или поздно перечисленные проблемы психотерапевтическому сообществу всё равно придётся решать. Если этого не произойдёт, психотерапия выродится в набор имитационных ритуалов, проводимых под чтение «теоретических заклинаний», сохранивших названия соответствующих психотерапевтических направлений. А «психотерапевтическая теория» будет признана научным сообществом лженаукой, призванной придавать сектантским собраниям вид научных конференций.

Другого пути, как вместе всерьёз разбираться с универсальными психологическими механизмами, лежащими в основе любой психотерапевтической практики, я не вижу. И речь здесь вовсе не о психодинамической, поведенческой или феноменологической моделях психотерапии – а о том конкретном ежесекундном понимании процесса, к которому в идеале должен стремиться любой психотерапевт. В каких именно терминах он его описывает, не столь уж и важно. Но два пункта я считаю принципиальными:

Данное описание должно быть целостным, последовательным и прогностичным, иначе терапевт всегда будет тыкать пальцем в небо со словами: «Принято считать, что это работает…»

Оно должно обладать такими внутренними логическими взаимосвязями, смысл которых может быть доступен любому психотерапевту, с каким бы направлением он себя не соотносил.

Одним из конкретных шагов могло бы стать некая «межнаправленческой интервизии», когда и супервизировали, и сертифицировали бы друг друга представители различных направлений. В противном случае, вместо профессионального взгляда на работу своих коллег мы будем иметь нечто вроде заключительного экзамена на языковых курсах.

И в заключение небольшая история:

В 80-х годах Москву посетил Карл Роджерс. Одно из его выступлений проходило в битком набитой аудитории «стекляшки» МГУ. После окончания сопровождавшегося длительными паузами сеанса сидевшая перед Роджерсом женщина встаёт и собирается сойти со сцены. В этот момент из зала звучит вопрос:

— Женщина, Вам помогло?

— Пока не заметила, — отвечает женщина.

И тут вмешивается Роджерс:

— Вы знаете, эффект может наступить не сразу. Возможно, он станет заметен лишь через несколько часов, а может через несколько дней, или даже через несколько месяцев…

Нетрудно догадаться, как отреагировали бы «профессиональные роджерианцы», если бы в завершение сеанса клиент-центрированной терапии подобную фразу сказал бы кто-то другой. Но Роджерс не был «профессиональным роджерианцем», и это его спасло.